дочь из-под самого носа. В испуге престарелая женщина отскочила от Петра со словами «свят, свят, свят», а затем, закрыв лицо руками, разревелась, причитая:

— Сынок, да разве ж я себе беру эти проклятые деньги? Зачем они мне, старой, нужны, когда я уже одной ногой в могиле? Это ж всё для них, моих деточек, без которых я жить не могу и которых безжалостно бросили, как собак.

Немного успокоившись, Антонина Петровна пригласила Петра в соседнюю комнату. Собственно, это была не комната, а большой зал, где стояло несколько столов и много стульев, на которых сидели дети и делали какие-то поделки.

— Дети, дети, идите ко мне, к своей мамочке, — не переставая тяжело вздыхать, произнесла Антонина Петровна.

Побросав свои дела, ребятишки младшей группы покинули свои места и поспешили к своей наречённой маме. Пётр обратил внимание, что некоторые как-то странно передвигаются. Только потом он догадался, что у одного был церебральный паралич, другие же вообще были врождёнными калеками. Был среди них и мальчик с синдромом Дауна.

Ребятишки окружили женщину и стали её успокаивать, а некоторые и сами заплакали.

— Ну что? Громите наш вертеп, — причитала заведующая. — А их куда? По больницам или в детдома, где они точно пропадут или разбегутся? Да, я с Зиной здоровеньких посылаю благотворительностью заниматься, а что ж тут зазорного, надо же как-то кормиться. У меня пенсия маленькая, на всех не хватает.

— Ладно, успокойтесь, я всё понял, — произнёс Пётр и выкатился из зала. — Вы мне лучше про Марину расскажите, про мою дочку.

Антонина Петровна утёрла платком слёзы, закрыла в зал дверь и вышла в прихожую. Постепенно она успокоилась и обстоятельно поведала Петру о том, как у неё появилась Марина и как внезапно её забрали богатые люди. Выслушав старушку до конца, Петр вздохнул и спросил:

— Ну, а кто эти иностранцы, из какой страны, где их сейчас разыскивать?

— А бог их знает, этих супостатов. По мне, всё едино — что французы, что немцы, я в их языках не разбираюсь, сынок. Но всё ж, кажись, итальянцы. Да-да, точно итальянцы, один из них всё Рим упоминал. Уж больно они меня застращали, ну, вроде как и ты сначала. А потом ничего, даже деньги дали, и немалые.

— Какие? Вот вроде этих? — и Пётр вытащил из кармана купюры.

— Да-да, эти самые. Две тысячи.

— Ладно. Ну, а кого-нибудь из администрации, из милиции вы запомнили?

— Да откуда ж, родимый! Я так боюсь эту милицию, что мне только и не хватало — спрашивать, откуда они взялись и кто такие. Тем более, они всё время грозятся нас закрыть.

Пётр махнул на старуху рукой, поняв, что ничего не добьётся от неё. Он уже собрался уезжать, как она вскрикнула и попросила подождать её, а затем ушла в зал. Оттуда она принесла Петрушку, которого Пётр когда-то собственноручно смастерил для дочери.

— Вот, возьмите — это игрушка вашей дочурки. Ума не приложу, почему она её забыла? Видать, сборы были скорые — её ведь сонную почти увезли, только с постели подняли.

Пётр не слышал старуху, он прижал к лицу выцветшую и постаревшую игрушку, приговаривая:

— Да, это была моя Мариночка, моя доченька. Ничего, родная, ничего, я обязательно встану на ноги и разыщу тебя, чего бы мне это ни стоило.

— Да, и ещё. Совсем запамятовала, старая, — махая рукой, затараторила заведующая. — Мариночку ведь не одну забрали. Вместе с ней, по её настоянию, увезли и мальчика Аркашу. Потому что без него Марина категорически отказывалась ехать. Она с ним сдружилась и почитала как братика. А как Мариночка вначале не хотела уезжать! Ни в какую! Всё твердила: «Вы меня бросили, ты меня предала, Микки». А та иностранка, что её забирала, сильно плакала, но Мариночка стояла на своём: «Не поеду, и всё тут». И только когда женщина сказала, что какой-то Никки при смерти, только тогда девочка согласилась ехать. И то, только с Аркашенькой. Вы не знаете, кто такой Никки?

Пётр отрицательно помахал головой:

— Первый раз слышу. Чушь какая-то — Никки, Микки.

Перед тем как покинуть старухину обитель, Пётр достал из кармана доллары и протянул их заведующей детского дома со словами:

— Возьмите эти деньги и потратьте на своих детей. Они мне приносят только несчастье.

— Что ты, что ты, родной, на кой мне эти фантики, я и с теми не знала, что делать, куда их деть. Спасибо Зинке — она их где-то поменяла на сто пятьдесят рублей. Мы на них с ребятушками неделю жили. Целый мешок картошки купили.

— Что?! За две тысячи долларов сто пятьдесят рублей?! Да ваша Зинка обокрала вас и ваших детушек. Вот прохиндейка! Ну, какая же вы тёмная, а ещё бывшая учительница. Да за них можно было взять около двенадцати тысяч рублей.

— Возможно, и так, только ведь я в валюте ничего не понимаю. А с Зинки спрошу, как только явится. Её уже две недели нет.

— Как же, спросите! Она сейчас где-нибудь в Сочи гуляет на эти деньги с кавалерами. А вы тут с детьми небось последнюю картошку доедаете. И вообще — гоните её прочь отсюда. Похоже, она связана с криминалом. Неспроста в криминальной среде её называют Зинка-подпольщица.

— Так, так, милок, — вновь запричитала старая учительница. — Ох, проклятущая эта Зинка. Я всегда чувствовала, что она нехороший человек, постоянно обманывает меня и детишек. Ведь это она вашу Мариночку ко мне привела, сказала, что её бросила мать.

Пётр покачал головой и грустно произнёс:

— Да так оно и есть. А скажите, почему Мариночку переодели в мальчишку и назвали Мишей?

— Так ведь по нынешним временам девочку опасно отпускать в большой город, сами понимаете. Ну вот, я её Мишей и нарекла, покуда не подросла.

Пётр вздохнул:

— Ладно, сделаем так. Чёрт с ней, с этой тысячей, как-нибудь обменяю. А вам дам в рублях. Я сегодня получку получил, точнее расчёт, и немалый. Так что поделюсь с вами и вашими детками. Вы только, пожалуйста, распорядитесь этими деньгами сами. И никому больше не доверяйте, в особенности, вашей Зинке — опять обманет.

— Поняла, родненький, поняла, касатик, — и престарелая учительница вновь заплакала, принимая деньги.

Затем она поклонилась Петру до земли.

— Спасибо огромное, сынок! От всех моих детушек желаю тебе получить столько любви и счастья, сколько ты заслуживаешь по своей доброте душевной. Кстати, доченька ваша, Мариночка, унаследовала от вас безграничную любовь и доброту к людям. У неё сильный и твёрдый характер и одновременно добрый и отзывчивый.

Тепло попрощавшись с Антониной Петровной, Пётр покинул